И знает мокрая подушка в тиши ночей, что я уставшая игрушка больших детей...
Он решил убежать. Отвернув край палатки и убедившись что рядом никого из взрослых нет, он разбудил брата, предварительно зажав ему рукой рот. Его глаза непонимающе смотрели на него со сна. «Так надо», ответил ему одним взглядом, так надо повторил он про себя. Отогнув край палатки и запахнув потуже халат, он вышел в ночь.
Кто хоть когда-нибудь терял родину, тот знает какова ночь на вкус, даже в самый лютый мороз ночь становится твоим убежищем, а иногда твоим спасением, тот любит и ждет ее всегда. Они торопливо бежали от палаток, а он мысленно рисовал их путь: выйти на дорогу, добежать до трамвая, на нем (хорошо если не выгонят), до вокзала, там (если удастся) выйти на пути и забраться на какой-нибудь товарняк и доехать до дома.
Дом… При этом слове у него на глазах невольно навернулись слезы. Он хорошо помнил вид гор, холодный ветер и колючую зиму на высоте, он хорошо помнил как они убегали ночью, но это все равно дом. Он чувствовал, что ему будет хорошо только там и уж ели умирать, то только там, дома…
Уже почти стемнело, когда они вышли на трамвайную остановку. Минут через пятнадцать вдали показались огни трамвая, и они уже почти на негнувшихся ногах ввалились в вагон.
Радость – нет кондуктора. Это хороший знак – подумал он, точно все получиться. Завернувшись поплотнее в куртку и прижав к себе брата он устроился в конце вагона, наблюдая под стук колес картинки за окном. Теперь только доехать бы до вокзала, самое главное не сорваться, не обращать внимание на обидное ворчание стариков и девушек, брезгливо поджимающих губы, самое главное сейчас путь ДОМОЙ…
Он прикрыл глаза и вдруг его что-то кольнуло. Взглянув чуть-чуть влево, он наткнулся на глаза, таких он еще не видел никогда. Синие бездонные, бесконечно глубокие, все понимающие и всепрощающие глаза. Как бы он хотел, чтобы у его матери были такие глаза!… Интересно – куда она едет ночью? Наверное, домой, там ее ждет семья, любящий муж и все такое. Когда-нибудь у меня тоже будет семья, подумал он и покрепче прижал к себе брата.
Он еще раз посмотрел на нее. Вдруг она улыбнулась и поманила его к себе пальцем. Он отвернулся к окну. Этого еще только не хватало, сейчас для него самое главное доехать до дома, а не ввязываться в сомнительные приключения. Вдруг он почувствовал легкий запах духов и слегка скосив глаза, увидел, что она уже стоит перед ним.
Я сейчас выхожу, вполголоса проговорила она, есть хочешь? Он посмотрел на нее удивленно, посмотрел на брата, посмотрел за окно на пустые и холодные улицы и, поняв, что ему нечего терять, встал. Они шли долго, он уже замерз, а братишка уже еле переставлял ноги. Холодно, черт возьми как холодно, все время вертелось у него в голове. Еще недолго, проговорила она тихо, уже почти пришли.
Опустив руку в сумку, она зазвенела ключами и открыла большую деревянную дверь. Проходи – сказала она. Он вошел в просторный холл, втащил за собой брата. Хочешь чаю, послышалось откуда-то слева. Он пошел на этот голос. Оказалось она уже на кухне достает, что-то из холодильника. Вы наверное голодны, также тихо спросила она. И тут он понял, что в ней не так, что не так с ее домом. Все вокруг было мертвым. Красивым, но мертвым. И ее глаза, они уже не казались такими красивыми. И хотелось домой. Хоть уда в горы, в палатку – куда угодно, лишь бы подальше от дома. И кружилась голова от запаха ее духов. И хотелось плакать, первый раз в жизни, плакать… Он куда-то падал, да так стремительно, что приходилось стискивать зубы, чтобы не кричать. Он уже потерял брата и понимал, что самое главное теперь не потерять себя. Эта мысль, как спасительная ниточка, сохраняла его сознание.
Его резко качнуло и ударило головой, о что-то твердое. Открыв глаза он увидел ее. Точнее почувствовал запах ее духов. Он сидел на сиденье в трамвае и прижимал брата к себе все сильнее и сильнее, не отрывая глаз от ее лица.
Слегка улыбнулась ему. Я сейчас выхожу, вполголоса проговорила она, есть хочешь? Он еще сильнее вжался в кресло и зажмурил глаза, удерживая брата. Как только двери трамвая закрылись и в вагоне не осталось никого, кроме них, он начал смеяться, вытирая свои первые слезы.
Домой, кричал он.
Братишка, теперь мы едем ДОМОЙ…
Кто хоть когда-нибудь терял родину, тот знает какова ночь на вкус, даже в самый лютый мороз ночь становится твоим убежищем, а иногда твоим спасением, тот любит и ждет ее всегда. Они торопливо бежали от палаток, а он мысленно рисовал их путь: выйти на дорогу, добежать до трамвая, на нем (хорошо если не выгонят), до вокзала, там (если удастся) выйти на пути и забраться на какой-нибудь товарняк и доехать до дома.
Дом… При этом слове у него на глазах невольно навернулись слезы. Он хорошо помнил вид гор, холодный ветер и колючую зиму на высоте, он хорошо помнил как они убегали ночью, но это все равно дом. Он чувствовал, что ему будет хорошо только там и уж ели умирать, то только там, дома…
Уже почти стемнело, когда они вышли на трамвайную остановку. Минут через пятнадцать вдали показались огни трамвая, и они уже почти на негнувшихся ногах ввалились в вагон.
Радость – нет кондуктора. Это хороший знак – подумал он, точно все получиться. Завернувшись поплотнее в куртку и прижав к себе брата он устроился в конце вагона, наблюдая под стук колес картинки за окном. Теперь только доехать бы до вокзала, самое главное не сорваться, не обращать внимание на обидное ворчание стариков и девушек, брезгливо поджимающих губы, самое главное сейчас путь ДОМОЙ…
Он прикрыл глаза и вдруг его что-то кольнуло. Взглянув чуть-чуть влево, он наткнулся на глаза, таких он еще не видел никогда. Синие бездонные, бесконечно глубокие, все понимающие и всепрощающие глаза. Как бы он хотел, чтобы у его матери были такие глаза!… Интересно – куда она едет ночью? Наверное, домой, там ее ждет семья, любящий муж и все такое. Когда-нибудь у меня тоже будет семья, подумал он и покрепче прижал к себе брата.
Он еще раз посмотрел на нее. Вдруг она улыбнулась и поманила его к себе пальцем. Он отвернулся к окну. Этого еще только не хватало, сейчас для него самое главное доехать до дома, а не ввязываться в сомнительные приключения. Вдруг он почувствовал легкий запах духов и слегка скосив глаза, увидел, что она уже стоит перед ним.
Я сейчас выхожу, вполголоса проговорила она, есть хочешь? Он посмотрел на нее удивленно, посмотрел на брата, посмотрел за окно на пустые и холодные улицы и, поняв, что ему нечего терять, встал. Они шли долго, он уже замерз, а братишка уже еле переставлял ноги. Холодно, черт возьми как холодно, все время вертелось у него в голове. Еще недолго, проговорила она тихо, уже почти пришли.
Опустив руку в сумку, она зазвенела ключами и открыла большую деревянную дверь. Проходи – сказала она. Он вошел в просторный холл, втащил за собой брата. Хочешь чаю, послышалось откуда-то слева. Он пошел на этот голос. Оказалось она уже на кухне достает, что-то из холодильника. Вы наверное голодны, также тихо спросила она. И тут он понял, что в ней не так, что не так с ее домом. Все вокруг было мертвым. Красивым, но мертвым. И ее глаза, они уже не казались такими красивыми. И хотелось домой. Хоть уда в горы, в палатку – куда угодно, лишь бы подальше от дома. И кружилась голова от запаха ее духов. И хотелось плакать, первый раз в жизни, плакать… Он куда-то падал, да так стремительно, что приходилось стискивать зубы, чтобы не кричать. Он уже потерял брата и понимал, что самое главное теперь не потерять себя. Эта мысль, как спасительная ниточка, сохраняла его сознание.
Его резко качнуло и ударило головой, о что-то твердое. Открыв глаза он увидел ее. Точнее почувствовал запах ее духов. Он сидел на сиденье в трамвае и прижимал брата к себе все сильнее и сильнее, не отрывая глаз от ее лица.
Слегка улыбнулась ему. Я сейчас выхожу, вполголоса проговорила она, есть хочешь? Он еще сильнее вжался в кресло и зажмурил глаза, удерживая брата. Как только двери трамвая закрылись и в вагоне не осталось никого, кроме них, он начал смеяться, вытирая свои первые слезы.
Домой, кричал он.
Братишка, теперь мы едем ДОМОЙ…